«14-летней девочке дали срок 14 лет»

http://kyky.org/pain/14-letney-devochke-nedavno-dali-srok-14-let-za-chto-golodayut-materi-osuzhdyonnyh-za-narkotiki?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com

Тема наркополитики в обществе остается спорной и острой. До 40% заключенных Беларуси, по данным правозащитников, сейчас сидят за наркотики. Если сведения правозащитников верны, то число таких осужденных – 13 760 человек (по данным МВД на 1 января 2018 года в местах лишения свободы содержалось 34,4 тыс. человек). Участники движения «Матери 328» 27 апреля с 11 часов утра объявили бессрочную голодовку. Их возмущает безынициативность властей в вопросе сроков за наркотики, так как дальше разговоров ничего не доходит. Главные требования – это встреча с президентом и пересмотр сроков по статье 328 УК РБ, начиная с 2013 года. Также участники голодовки просят проявить гуманность – ввести амнистию на эту статью. Их уже позвали 2 мая в Администрацию президента, это будет уже шестой день голодовки.

Тюремные сроки за хранение и сбыт наркотиков были увеличены с 1 января 2015 года, после этого большое количество молодых людей попали под волну задержаний даже с количеством наркотических веществ меньше грамма. Участницы говорят, что к каждому осужденному нет индивидуального подхода, да и с 2015 года в Беларуси уголовная ответственность за хранение и сбыт наркотиков наступает с 14 лет. В стране известны случаи, когда 15-16-летним подросткам дают десятилетние сроки. Мы публикуем историю осужденного Максима Журавлева со слов его матери Ирины. А участница движения «матери 328» Анна Бартош рассказывает, как тянется бюрократический процесс по этим статьям и почему встречи с депутатами не решают проблему.

«Из-за слова «дал» сыну приписали распространение наркотиков»
Ирина Журавлева, ее сына осудили на восемь лет колонии усиленного режима по части ст. 328 УК РБ.

на эту тему:
«Чтобы попасть на свидание, ты снимаешь одежду, детям снимают даже памперсы». Истории жён осуждённых за наркотики и анонимного закладчика
«Моему сыну Максиму 24 года, он единственный сын. С гордо поднятой головой могу сказать, что воспитала достойного человека. Но в нашей жизни произошел ад 22 февраля 2017 года. У него есть двоюродный брат Алексей, с которым они общались и хорошо дружили, ездили друг к другу в гости. В один день Алексей пришел к нам в гости поздно, где-то в одиннадцать часов, и сказал, что проведет Лешу на остановку. Обычно сын отзванивается, что задержится. Но в этот день не позвонил. В пять часов утра мне поступил звонок из милиции. Сын сказал, что его задержали за наркотики вместе с Алексеем, но уверил, что все будет хорошо, так как Алексея уже отпустили. Попросил подождать Алексея – тот должен был все объяснить. Я долго ждала парня. Около четырех часов была вся на нервах, не выдержала и пошла к своей двоюродной сестре, чтобы ждать его там. Появился Леша только к часам к 12 и сказал: «Ой, тетя Ира, не волнуйтесь. Мы что-то нашли, попробовали, нас поймали. Меня отпустили и сказали, что Макса через три дня выпустят». На следующий день я поехала в Заводское РУВД. Там мне сказали, что сын задержан по первой части статьи 328, а так как он совершеннолетний, больше никакой информации не предоставят. Я сидела, плакала, умоляла сказать хоть что-то, но меня никто не слушал. Вышла женщина-следователь и сказала: «Чего вы плачете? У него первая часть». Сама я тогда вообще не понимала, о чем речь. Мой сын никогда не попадался в милицию. Это был первый раз, и я просто не понимала, почему мне не плакать.

Позже со мной связалась адвокат, которую предоставили Максиму. Она сказала, что хотела бы поговорить с адвокатом Алексея, который был задержан вместе с Максимом. Я ей сказала, что у Алексея адвоката нет, и его отпустили, что Алексей является свидетелем. Адвокат вздохнула и сказала, что это плохо, потому что Алексея задерживали тоже по первой части. В первых показаниях Алексей сказал, что Максим дал ему запрещенное вещество. Из-за этого слова «дал» сыну будет приписана третья часть.

Предположительно Максим знал, где может быть закладка. Накануне там видел человека, который рылся. Вечером вместе с братом решили проверить, что там лежит. Нашли и решили употребить. У Максима проверили телефон, ноутбук, все средства связи, по которым он мог себе что-то заказать. Нигде ничего нет: ни переписок, ни связи. Телефон двоюродного брата оперативники не смогли разблокировать – не смогли его проверить, на этот факт никто не обратил внимания.

Получается, со слов двоюродного брата «он мне передал пакетик», Максим получил, как реальный наркобарон.

Задерживали ребят в темном месте. На суде мы узнали, что оперативной разработки не было, а якобы кто-то неравнодушный позвонил в милицию. Наркоконтроль оказался на месте очень быстро – задержание сразу и провели.

Письма долго не приходили, сын просил прощения, был уверен, что получит первую часть. Алексей с нами больше не общался, даже не поднимал трубку. Адвокат настояла на очной ставке. На очной ставке Алексей признался, что они с Максимом вместе нашли, вместе употребили. Первоначальные показания свои опровергнул, объяснил это страхом. Алексей вышел из дела как свидетель, с незапятнанной репутацией. У него все хорошо. Сын пишет, что готов понести наказание за то, что попробовал. Но восьми лет он не заслужил, распространять он не собирался, только употребить.

Когда мы пришли на приговор, и нам сказали «восемь лет», был шок. Такое чувство, что это злая шутка – не может такого быть! Даже осознание не сразу пришло, после приговора думала: «Нет, как восемь лет, за что восемь лет?» Когда подавали апелляционную жалобу, все осталось без изменений. Сказали: «Он виновен, он наркораспространитель». Хотя ни доказательств, ни фактов – ничего нет. Боль в моем сердце невозможно описать. Она не заканчивается. Я думала, что мне станет легче, но легче не становится, только хуже. Всю жизнь была уверена, что такие большие сроки дают за дело, раньше я верила в справедливость правосудия».

«Депутаты жалеют, но ничего не меняется»
Анна Бартош, участница движения «Матери 328». Максим, о котором рассказывала Ирина, – молодой человек Анны.

«Мы хотим добиться справедливости. Справедливости в судах, справедливости в проведении расследования, задержаниях. Нарушений очень много, ошибок очень много, а эти ошибки рушат человеческие жизни. Очень жалко, когда из-за невнимательности, из-за плохого настроения судьи, условно говоря, получается больший срок. От этого ломается очень много судеб.

Президент тоже обратил на это внимание, когда в конце февраля было заседание Совета безопасности – он заинтересовался этим вопросом: почему же сидят мелкие сошки, а крупных дел – только одно из семнадцати (когда накрыли действительно большую крупную сеть)? Мы ходим по разным депутатам, представителям власти, я почти всех минских депутатов обошла, была в Администрации президента на приемах, в Совет министров ходила. Как ни странно, эту проблему все понимают. Я прихожу, рассказываю, со мной все соглашаются, меня поддерживают, говорят: «Действительно, есть большие перегибы в этой теме, есть проблемы, которые надо решать». Но дальше этих разговоров ничего не заходит. Говорят, жалеют – такое впечатление, что я пришла на прием к психологу, а не к депутату. С тобой поговорили, тебя пожалели, сказали «надо решать», но на себя ответственность никто брать не хочет.

«Отдай всё нам, и мы тебя отпустим». Как меня задержали за наркотики в 17 лет
Дают официальные ответы, что все работает хорошо, много наркобаронов сидит, все виновны, есть дифференциация при назначении наказания – стандартные шаблоны, стандартные отписки. На словах все плохо, а на бумажках все хорошо – такая двойная игра. Когда начиналось движение, тех матерей, которые его основали, никто даже слушать не хотел. Они приходили к кому-то на прием, и как только там слышали «328 статья», сразу же двери перед нами закрывали, говорили: «Нет, нет, нет, до свидания». И вот за три года удалось добиться того, что все-таки нас услышали, но все равно ничего не двигается с мертвой точки.

Основная проблема 328 статьи в том, что с первой частью ребят задерживают. Первая часть — это приобретение и хранение, употребление не наказывается. Но в процессе следствия резко возникает третья часть, а третья – уже распространение. Третью часть могут дать за то, что у тебя было больше какого-то количества, хотя точного количества нигде не установлено. Пишут умысел на сбыт – и это уже третья часть. Если два человека собрались употребить и при этом ты механически передал пакетик другому, это распространение.

Каждая третья и четвертая часть — это премии, лишние звездочки на погонах оперативников.

Никто не разбирается. Есть шаблон: в суд приходит дело, написано «третья часть», судья не вникает в дело и дает от 8 до 15 лет. Многие говорят, что учитываются характеристики, положительные стороны какие-то осужденных, – это неправда. Адвокатов в судах никто не слушает, многие адвокаты просто боятся, потому что они потеряют лицензию.

В обществе такое понимание «наркоман – человек уже опустившийся, который со шприцами сидит и по венам пускает, который все вынес из дома, продал-распродал, и это вообще уже не человек». На самом деле, сидят молодые люди, многие из них один-два раза попробовали, но по убеждению суда они наркобороны. Хочется людям объяснить, показать, что слушать только БТ нельзя. Там показывают, как у нас работает МВД, как все хорошо и замечательно. Но проблем очень много, начиная с момента задержания. Как людей избивают, как заставляют говорить – это страшно. Когда я спустя год увидела своего молодого человека, у него был выбит зуб, когда я спросила: «Что случилось?», – он ответил: «Я подрался». На свидании выяснилось, что его так допрашивали. Хочется как-то все решить, обратить на это внимание, но без указа кого-то свыше этого не будет.

на эту тему:
Японец в беларуской тюрьме: «Не пытайтесь побывать в Беларуси даже транзитом – вас похитят»
Мы пишем письма, обращаем внимание государственных органов на эту проблему. Стоило обратить внимание на движение, когда оно только создавалось, а не отмахиваться от наших представителей, как от назойливых мух. Женщины просто гигантский труд проделали, объясняя, предлагая работать вместе в связке «государство и общество». Обратной реакции никакой не было и за эти три года, наворотили очень много. Есть такие случаи, что мурашки по коже: девочке 14 лет недавно дали срок 14 лет. Сколько она прожила, столько же и отсидеть должна!
​​
Пишем и в Министерство внутренних дел, и в Наркоконтроль, и депутатам, и в Администрацию президента. Но письма приходят шаблонные, всем одно и то же: работа ведется, идет разработка, в установленном законом порядке будет внесено. Работа может вестись еще не один год, а люди сидят, и ничего хорошего из этого не будет. У меня молодой человек говорит: «Я о наркотиках никогда столько не знал, сколько узнал в колонии». Это не перевоспитание. Такое ощущение, что им говорят: «Мы сейчас вам всё о наркотиках расскажем, а вы потом к ним вернетесь». Был такой случай, судья вынес приговор парню на 10 лет. Вышел после заседания и говорит: «Поймите, я не могу иначе, меня бы не поняли». У нас все говорят, что суды независимые, они никому не подвластны. Но на практике это абсолютно не так».